If you wanna have a pleasure - FUCK YOURSELF как можно реже!
Они сошлись...
Предупреждение стандартное: AU, OOC
Рейтинг: PG-13
читать дальшеОни сошлись. На «нет». «Да» стояло по умолчанию.
Игра во время. Проверка нервов и терпения. Кто кого раньше.
Самый жесткий секс – с мозгами. Самый сильный оргазм – победа.
Победитель забирает всё. Тело, разум, волю, душу.
Годы перебежек по углам в школе Розенкрейц. Перемигивания по разным командам на миссиях. Распахнутые объятия при встрече будущей Великой четверки. Лишь для того, чтобы поймать воздух и высечь молнии скрещенными взглядами.
- «Я – тебя!»
- «Ха! Это я – тебя!»
Пытка каждый день, поделенный на секунды-вечности. Кровь в венах кипит не переставая вот уже… сколько там лет?
Кроуфорд ведется на тепло и тело. Умники его достали. Жажда владеть красотой в ее высшем проявлении нестерпимо жжет.
«Я заполучу его! Навсегда!»
Шульдих ведется на ум. Экстаз от скрытых эмоций и яростных многоходовых комбинаций, которые всегда верны и выигрышны.
«Да, я хочу этого расчетливого ублюдка! Навсегда!»
Разбежаться так и не попробовав пирога. Но зачем им кусочек? Весь запас и повара в придачу!
Они разошлись. На «нет». «Да» - стояло как основной критерий.
Время… Времечко бежит сквозь пальцы. Песком и воспоминаниями. Неудовлетворенностью и желанием получить еще. Всё и сполна.
Так и не суметь отделиться друг от друга, ибо они попросту не живут один без другого. Отдельно они лишь существуют.
«Деловые» переговоры. Секс по телефону.
Передача «данных». Секс по интернету.
Почта, СМС, ICQ, всё, что есть в наличии у этого техногенного века.
Мозгоёбство – занятие интересное, увлекательное и дико заводящее. До ухмылок в темноте комнаты, до хмыканья в тысячах километров на том конце, до сорвавшегося: «Нам надо встретиться», за которым маскируется: «Я хочу тебя! Навсегда!»
Они сошлись. Как жар и холод. «Да» и «Нет» - половинки одного целого. Рыжее пламя и живой компьютер, кто кого искуснее соблазнит, кто кого жестче отымеет. И никто не хочет сдаваться, никто не хочет быть побежденным. Гонка продолжается. До смерти. Карие глаза за стеклами очков. Синий взгляд из-под длинной челки.
Но когда в номере отеля, стоящего где-то на пути между Нью-Йорком и Берлином, в жаре тел, на скомканных простынях горло само кричит: «Да!», вторя выгибающемуся в руках телу, разум ехидно хихикает: «Нет, это еще не всё, это только начало», а до души, наконец, доходит, что только так, только вместе они по-настоящему живы – каждый понимает: вот оно – «навсегда». Началось…
If you wanna have a pleasure - FUCK YOURSELF как можно реже!
Предупреждение стандартное: AU, OOC
Рейтинг: PG-13 (наверное)
читать дальшеГорячая, благоухающая пеной ванна после трудного рабочего дня. Что может быть лучше? Рыжие волосы влажны и Шульдих вытирает их полотенцем, заворачивается в чужой, не по размеру большой халат и выходит из ванной, оставляя за собой мокрые следы ступней.
Кроуфорд сидит на кровати и чистит оружие. Рядом лежат обоймы. Завтра у них еще одно дело, и в полдень самолет в Женеву. Они и так задержались в этом отеле на две ночи. Много. Учитывая контекст работы и то, что за ними охотятся. Как конкуренты, так и бывшие «владельцы».
Шульдих проходит совсем близко, дразня теплом и телом. Пророк усмехается и кидает насмешливый взгляд на телепата.
- Ты не выпадешь из этого одеяния? Он же тебе велик. – Да, кроуфордовские плечи не в пример Шульдиху. Да и телосложение не то. Гибкий и быстрый один, сильный и яростный второй.
- Не-а… - Лениво – К тому же он пушистее – Легко проводя пальцами по махровой ворсе.
Смешок. Это чистой воды глупость – халаты во всем отеле совершенно одинаковы, отличаются только размерами. Притянуть провокатора и, развязав пояс, повалить на кровать рядом с собой, наклоняясь и заглядывая в искрящиеся смешинками синие глаза.
- Что ж… тем лучше… тебя будет проще выпутать из него – Забираясь ладонью под ткань, легкими поглаживаниями одновременно сбрасывая ее с плеч, груди, открывая живот и бедра. Телепат смеется и тянется к оракулу, стаскивая с него шмотки.
В какой-то момент обоймы сыпятся на ковер, покрывало летит следом, а рыжий, уже без халата продолжает весело смеяться.
- Ах, так, - Кроуфорд улыбается в ответ, целуя шею немца, плечи, грудь – Пошутить тебе вздумалось… ну, я тоже пошучу…
В умелых руках пистолеты могут служить не только оружием.
Целовать и гладить, проводя по скуле вороненым совершенством, смотреть, как язык скользит по холодному стволу, что два часа назад нес смерть, не выдерживать, впиваясь следом яростным поцелуем, чувствовать привкус металла во рту. Дико, сладко, бешено. И хорошо, что пистолет не заряжен – он бы убил любого, кто посмеет сейчас помешать им.
Это было. Это будет. Вечность. Рыжий – только его. Он – только для рыжего. Париж, Амстердам, Токио, Вена, Гамбург, Женева, США… где угодно. Это то, что у них не отнимет никто – их самих. Друг у друга.
Ты просыпаешься весь в холодном поту, тяжело дыша и пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Вглядываешься в мое безмятежное лицо и, переворачиваясь на спину, переводишь взгляд на окно, в которое заглядывает оплывший чуть красноватый диск луны. Я слушаю твое нервное дыхание.
Дурной сон, мой оракул?
Впрочем, я уже знаю, что ты увидел. На губах застыла блаженная улыбка, дыхание ровное и спокойное. Но на самом деле мои ладони вспотели.
Потому что ты увидел мою смерть.
Теперь до самого утра ты будешь думать, как обхитрить судьбу. Хотя мы оба знаем, что все тщетно: раз ты увидел осколок будущего, значит, так и произойдет.
Чертова луна, приносящая тебе кошмары.
Июль 2002 года, Каназава
Маленькая гостиница, в которой мы с Кроуфордом остановились, была обустроена в классическом японском стиле. Светлые циновки, матрасы на полу вместо кроватей и едва ли не бумажные раздвижные двери. Эти двери я ненавижу больше всего, потому что их неудобно открывать одной рукой, в то время как вторая занята кружкой с горячим кофе.
- Доброе утро, Шульдих. Осторожнее, обольешься.
Предупреждение, как всегда, запоздало, кофе, конечно, расплескался и оставил темные разводы на некогда белом халате, отдаленно смахивающем на кимоно.
- Доброе утро, Кроуфорд.
За неимением дивана, он небрежно развалился на матрасе, сминая безупречный белый костюм, подперев щеку одной рукой, и придерживая страницы новой книги - другой.
- Чего новенького?
- Звонил Такатори. Предлагал работу.
Слава богу, что не интересовался нашим здоровьем, думаю я. Слегка шепелявя, поскольку обожженный горячим язык немеет, спрашиваю:
Я вылавливаю в его мозгах образы зеленоволосого дылды, голубоволосого придурка и девицы с красными волосами, безумными глазами и весьма незаурядными способностями.
- Наши старые знакомые, - говорит он после паузы.
Эти жалкие клоны. Ха.
- Чего это дедуля с Розенкройц не поделил? – интересуюсь я, не особо рассчитывая на ответ. В прочем, его и не следует.
Закончив изучать пейзаж в окне, я вновь поворачиваюсь к тебе:
- И что ты решил?
- Во вчерашнем видении я видел тебя на фоне пожелтевшего дерева. Думаю, имеет смысл принять это предложение.
Я говорю, что тебе виднее, и направляюсь к выходу. В самых дверях ловлю твое бесстрастное «А ещё придет Наги», пожимаю плечами и иду на кухню – мне не терпится вылить этот отвратительный растворимый кофе.
Два дня спустя, дворец Мейфу
Кажется, мы стоим на этой проклятой крыше уже битый час. Я даже, признаться, немного озяб. Ладно, скоро мне будет очень жарко. Несколько минут назад появились белые пешки Такатори и сцепились с черными. Кажется, красноволосый Вайсс нас заметил.
Я болтаю без умолку, потому что мне скучно. А ещё я немного нервничаю. Кроуфорд стоит, совершенно спокойный, и прикрыв глаза, ловит нить видения. Он видит Наги. Слава богу, в которого я не верую; он пришел. Кроуфорд, как всегда, говорит не лесть в его мысли. Что поделать, я волнуюсь.
- Не может быть! Ну, прям встреча выпускников, - ухмыляюсь я.
Когда Вайсс исчезают в здании, оставив снаружи парочку сцепившихся котят, Кроуфорд говорит, что пора. Он спускается по лестнице, а я прыгаю по уступам стен – разогреваюсь.
Найти эту придурушную зажигалку не составляет проблемы, его телепатическая связь с командой выдает его с головой. Он уже обнаружил Вайсс и собирается превратить их в поджаристые окорочка. Что ж идея, конечно, хороша.
Черт подери! Этот уродец из пробирки смеет называть нас ущербными?! Помолчал бы, что ли, перед смертью. Эти мысли я озвучиваю, и почти в то же мгновение стена передо мной плавится.
Мне плевать на Вайсс, о чем я не забываю им сказать, но сейчас у меня дело поважнее. На сверхскорости ухожу с линии огня и атакую. Что ж, пока все вокруг не заполнилось угарным газом, может мне и удастся отделать его хорошенько.
Мы деремся, наверное, целую вечность. Голова раскалывается от запаха паленого металла, а от удушения угарным газом меня спасает лишь очень быстрый обмен веществ. Гейзер загнал меня в угол, за спиной стена и бежать некуда. Колени подгибаются, дышать нечем… Но самое страшное то, что я не слышу Кроуфорда. Чертов пророк.
И тут происходит то, во что я уже не верил. Надо будет потом поискать фоторепортаж с места событий в твоих мозгах, Наги, чтобы понять, как ты разделался с этой стервой.
Я делаю, как он говорит: позволяю перебросить себя через стену огня и вернуть обратно. Моя рубашка, разодранная телекинезом по швам, сгорела, ну и черт с ней. Потому что теперь я победил. Вместо эпитафии озвучиваю мысли клона в слух. Ненавижу лишать людей страданий, но он не оставил мне выбора, и я сворачиваю ему шею. Сгорел на работе.
Здание начинает рушиться, а я бегу по коридору. Точнее, думаю, что бегу. Я иду с большим трудом, иногда приваливаясь к стене. Я должен тебя найти, ведь я уже слышу твои мысли, Кроуфорд. Наверное, это забавно – побывать в чужом внутреннем мире.
Наконец я нашел тебя. В центре зала, как тюфяк, валяется тело твоего клона в луже крови, ты же, размазав по полу собственную, привалился к стене. Я сажусь рядом.
- Надо идти, Кроуфорд.
Ты ловишь видение с падающими камнями и киваешь.
- Пойдем – не трогаюсь с места.
- Пойдем.
Я кладу голову ему на плечо и в этот момент потолок осыпается. Камни обрушиваются на барьер, который отталкивает их с легким шипением.
Спасибо, Наги. Я твой должник.
За два дня до этого, Каназава
А Наги пришел только под вечер, бледный и усталый. Я налил ему перезаваренного зеленого чая. Ну, что поделать, я не чувствую его вкуса, так что делаю слишком крепким. Он морщится, но пьет. Сначала Кроуфорд расспрашивает его о работе и о мелком Такатори. Потом я посылаю ему видение, что ближайшие полчаса мы с Наги будем обсуждать объем груди секретарши нового Персии, и Кроуфорд уходит наверх к своим книгам и газетам.
- Зачем ты делаешь это, Шульдих?
- Ты о чем?
- Зачем ты исполняешь пророчества Кроуфорда?
- Что за глупости, Наги?!
- Шульдих. Я заметил это ещё давно, но не хотел верить. Ты либо выпытываешь у Кроуфорда его видения, либо посылаешь ему их сам, а потом исполняешь. Зачем?
Зачем?
Да как тебе сказать, маленький гаденыш Наги, который таки раскусил меня.
Это у тебя было несчастное детство, убитые тобой родители, воспитание у Сестры, которая всю жизнь работала на SS, практикуя различные методы воздействия на сознание; тебе потом промыли немного мозги, чтобы ты из мести не перебил белых пешек Такатори. У меня всё было проще, и от того мне было скучно.
Мне было скучно всегда. Родители были бизнесменами, им было не до меня, а я творил, что хотел. Когда пришла Рут, и открыла мне мой дар, я был рад уйти с ней в Розенкройц. Но и тут я быстро заскучал. Единственным развлечением была Сильвия, хотя, скорее это я был развлечением для нее. Не баба, а сущий дьявол.
А потом появился он. Ноль. Пустышка. Че-ло-век. Его родители были сильнейшими в Америке телекинетиками, никто до последнего не верил, что их сын – пустышка. Потом его отправили в Розенкройц в надежде выявить хоть какие-то способности.
И он мне понравился. Спокойный, логичный, самоуверенный, не смотря ни на что. С его логикой ему не хватало лишь дара пророка. И я создал его для Кроуфорда. Первый и единственный порок. Направлен в самую гущу событий – на место проведения будущего ритуала. О такой карьере можно только мечтать.
Ну, так и что сказать тебе, Наги?
- Сначала мне было скучно.
- А потом?
- А потом… Привычка.
Он улыбается. Улыбается, гаденыш.
- Ты хочешь, чтобы я прикрыл вас в Мейфу, так?
Осень 2002 года, Киото
Осенью мы поселились в европинизированной гостинице в Киото. Здесь часто идут дожди. А ещё чаще бывает полная луна.
Сегодня ты с самого утра ходишь белее, чем твой костюм, Кроуфорд. Ты весь день ищешь выход, которого нет. Да, я знаю, тебе приснилась моя смерть. Это все чертова луна, когда она полная, тебе вечно снятся кошмары, которые я должен притворить в жизнь.
Это так забавно, мой дорогой оракул: организовать убийство дочурки Такатори, нанять Шраент без твоего ведома, управлять не в полную силу той девчонкой, втрескавшейся в Фудзимию, просить идиота Сергея не стрелять… И все ради того, чтобы все сложилось, как в твоих глупых снах.
С этой забавой я забыл о скуке.
Тебе приснилось, что я умру?
Что ж, будет так. Потому что иначе забава будет испорчена.
А ещё… А ещё потому, что я кажется понял, что эти глупые людишки называют… «любовью»…
Утро следующего дня, Киото
С самого утра льет как из ведра. Кроуфорд читает какую-то газетенку, а я пью свой ненавистный растворимый кофе.
- Шульдих, - тихо зовешь ты.
- Да?
- Ты сегодня умрешь.
Он решился таки мне сказать.
Кроуфорд. Ты такой забавный. Ты не можешь быть пророком. И знаешь почему?
- Серьезно?
Потому что будущего-то нет.
Ты не отвечаешь.
- Скажи, Кроуфорд, ты любишь свой дар?
- В каком смысле?
- В прямом. Тебе нравится быть пророком?
- Да.
- Ты согласился бы теперь быть человеком?
- Шульдих, что ты несешь?
- Ответь.
- Нет.
- Значит, любишь. А меня?
- Чего?
- Меня ты тоже любишь?
В глубине души я смеюсь. Это ведь, правда, так забавно.
- Шульдих, не говори ерунды.
Любишь. Я же вижу, что ты ни жив, ни мертв второй день.
Но только свой дар ты любишь больше.
- Ну да. Просто мне показалось, что ты только что мог изменить будущее.
- Будущее нельзя изменить.
Я только ухмыляюсь.
И шлю ему видение: бесконечный дождь за окном, початая бутылка моего любимого скотча и окрашенная багровым вода в ванне. И ещё кровавая надпись на зеркале: schuldig. Виновный в твоей смерти, Брэд Кроуфорд.
Я натягиваю свой зеленый френч, пропахший нафталином.
- Значит, я умру сегодня?
Он отвечает почти беззвучно:
- Да.
- Ну, тогда, прощай что ли, - пожимаю я плечами.
И поймав, как стрелу в спину, твое колко-пустое, страшно-холодное, полное скрытой тысячи раз пережитой боли «прощай», я выхожу под бесконечный ливень творить наше будущее.
If you wanna have a pleasure - FUCK YOURSELF как можно реже!
... так что еще парочку зарисовок, из личного хлама, оптом
Предупреждение стандартное: AU, OOC
Стриптиз
читать дальшеДвадцать две миссии одна за одной. И даже Кроуфорду хотелось выть и лезть на стену. Их замотали до такой степени, что штатный телепат молчал, телекинетик забыл об Интернете и компьютерах в нерабочее время, а на «извращения» психа никто не обращал внимания.
Наконец, первый, свободный от беготни, перестрелок, планирования и Вайсс день. И пророк не посмел даже пискнуть против вылазки немца в ночные клубы, и Нагиного сидения до утра перед любимым монитором. Правда, психа все же предусмотрительно заперли и накачали успокоительным – для здорового сна.
- Кроуфорд, а ты чего здесь? – Проходя мимо гостиной Шульдих, легко одетый, а точнее, слегка раздетый, увидел сидящего в кресле шефа. – Опять собираешься торчать дома как старый пень?
- Ты, кажется, куда-то шел – Холодный взгляд в ответ – Вот и иди.
- Нееее, так не пойдет. – Замотал головой телепат и в секунду оказался рядом, усевшись на подлокотник по правую руку от пророка. – Тебе не 80 лет Кроуфорд, ау, очнись, а! Ты молод, красив, чертовски сексуален – понизив голос до шепота, доверительно шепнул рыжий на ухо начальству. – Так что собирайся, мы идем вместе. – Припечатал он с довольной ухмылкой. – Я выведу тебя в свет!
- Ты спер у Фарфа таблетки? – Слабо предположил оракул, глядя на довольного своей выходкой немца. Тот отрицательно помотал головой.
- Нет, Брэд, хоть раз в жизни не будь занудой – Серьезно выдало существо на подлокотнике. – Давай, иди переоденься и пошли в бар. Тебе тоже не мешает расслабиться.
- Мне и так…
- Пять минут! – Гаркнул рыжий, опять же почти в ухо. От чего оракул подскочил сам собой и офигело посмотрел на телепата. Тот мило улыбнулся и спокойно добавил. – Я жду.
Бурча себе под нос нечто мало похожее на ругательства, но все же довольно близкое к ним, по поводу идиотских выходок, усталости и того, что впервые в жизни ему нечем крыть, Кроуфорд методично поднимался по лестнице в свою комнату, методично переодевался, методично же спускался и, не прекратив бурчание, предстал пред светлые очи скучающего уже 7 минут мучителя.
Мучитель оглядел с ног до головы «жертву», осмотром оказался вполне доволен, высказавшись лишь по поводу очков, которые лучше было бы сменить на линзы и постной физиономии, по которой кирпичи плачут. Но вот это уже коррекции не подлежало. Впрочем, рыжий обещал постараться и исправить это, а в ответ на насмешливый вопрос: «И как же?» - лишь загадочно улыбнулся и потянул Кроуфорда к выходу.
Час шатания по ночному городу. В хорошей компании – а немец мог быть хорошей компанией, если хотел – для поднятия настроения. Два часа скакания из одного бара в другой, из второго клуба – в третий. Для разгрузки и доведения до кондиции. Наконец, завершительным аккордом телепат выбрал малозаметную дверь, ведущую в подвальное помещение, при осмотре которого выяснилось, что оно также является ночным клубом.
Приличная обстановка в духе американских рок-клабов, хорошая выпивка, дорогие сигареты, хорошенькие девочки из обслуги, понятливый бармен. Что еще надо для отдохновения души и тела? Немец усадил Кроуфорда за барную стойку, сказав, что скоро вернется, и попросил не пропустить его возвращение, многообещающе улыбнувшись напоследок. К чему было последнее, оракул не понял, но плюнул, решив просто не заморачиваться. Вечер был слишком хорош для того, чтобы портить его размышлениями не к месту. А потому, заказав себе двойной виски с содовой и сигареты, Кроуфорд, щелкнув зажигалкой, наконец-то вздохнул расслаблено и свободно, выпуская дым, а вместе и с ним и накопленную усталость…
Удар по басам, и из динамиков полилось нечто старое, в классических традициях рока. А голос, до боли знакомого вокалиста, имени которого пророк так и не вспомнил, запел на родном английском. Жизнь все же порой бывает прекрасна…
Кроуфорд затушил окурок в пепельнице и отвернулся от барной стойки, глядя в зал, выискивая взглядом, куда же запропастился этот несносный телепат. Когда взгляд пророка наткнулся на искомое, то очки ему стали явно малы – ибо глаза вылезли. Как, впрочем, и брюки через несколько минут стали… ммм... несколько тесноваты.
А Шульдих… Шульдих танцевал стриптиз…
Что такое Шульдих
читать дальшеЧто такое телепат – прекрасно представляет себе теоретически любой образованный человек и на практике – любой выпускник школы Розенкрейц.
Что такое рыжий телепат – то же, что и обычный, только рыжий. Здесь теория и практика обеих сторон совпадают.
Что такое рыжий немец-телепат – обе стороны пожали плечами и высказали предыдущую здравую мысль.
Что такое Шульдих – не представляет ни одна живая душа в теории – ибо таковых нет в живых, и всего три – на практике. Наиболее представляющий из них – Кроуфорд.
Если спросить несчастного оракула, которому досталось сие стихийное бедствие, за что, собственно оно ему упало счастьем на голову – тот не вспомнит ни одного взрыва детского дома, политического заговора или организованной революции на своей совести.
Так что вопрос остается открытым.
Если спросить Шульдиха, как ему живется – ответ будет один: «Плооооооооохооооооооо!». Потому, что:
a) Вставать нужно рано
b) А ложится он тоже «рано» - часов так в 4-5 утра…
c) Делать нужно много чего
d) А делать он почти ничего не хочет…
e) Выполнять приказы «этого-чертового-зануды-оракула» не хочется
f) Хочется сладкого, погулять, напакостить и обязательно поиграть…
g) А «этот-чертов-зануда-оракул» не разрешает!
Поэтому Шульдих глубоко несчастен.
Он ходит часами по дому, потому что отпусти его гулять – он город вверх дном перевернет. И не смотрите, что телепат, а не телекинетик – и занимается тем, что достает пророка. Почему именно его? Да потому, что это интереснее всего. А еще потому, что Шульдих его любит. И знает, что тот любит его.
И потому на фразу замученного оракула: «Шульдих, оставь меня в покое!» - ответ один – «А ты мне дашь конфету?».
И этому существу уже 22 года…
Шульдих – это совершенно невыносимое рыжее создание, КПД которого равняется не понять чему, не понять при каких условиях, напрямую зависит от среднесуточных колебаний температуры на полюсах Марса и курса рупии в Индии, измеряется истраченными нервами оракула и прочих выживших и в общем это большая редкость, когда рыжий приносит реальную пользу.
Будучи прагматиком по натуре, предпринимателем по духу и реалистом по жизни, Кроуфорд ни за что бы не взял в команду такого сотрудника – это невыгодно, а если честно – убыточно.
Но немца никогда не интересовали подобные мелочи, он живет так, как хочет жить, и пытается научить тому же одного «чертового-зануду-оракула», что получается с переменным успехом. А еще Шульдих всегда был и остается ребенком…
Еще пять минут и Кроуфорд со вздохом направится в кухню, за сладостями…
Сонное шуршание под одеялом, неохотное выпрастывание конечностей и рыжей макушки, обнимание стоящего рядом с кроватью оракула за ноги – ибо за остальным тянуться далеко – и тихий вздох в подушку.
- Шульдих… - вновь тихо и почти со стоном, потому, что орать на спящего младенческим сном телепата не в силах даже пророк – слишком трогательное зрелище.
Рыжие пряди в хаотическом порядке разбросаны по подушке, причем, по Кроуфордовской подушке, которая в отсутствие самого Кроуфорда заменяет его немцу. Тени от длинных ресниц на щеках, порой чуть подрагивают, когда телепату что-то снится. Такой тихий и теплый, словно оранжевое солнышко пригрелось под боком и чуть слышно посапывает, точно ребенок. Нежное чудо, которое хочется завернуть в одеяло и держать, обнимая, на руках, изредка проводя кончиками пальцев по волосам, обрисовывая линии скул, и легко целуя каждую черточку мирно спящего стихийного бедствия…
- Ну ладно, сегодня еще спи. – Тихо, для очистки собственной совести потрогав лоб, пробормотал пророк, напоследок не удержавшись и легко прикоснувшись губами. Лоб действительно был горячий.
Несколько дней назад телепат подхватил какой-то вирус, об эпидемии которого говорили в новостях, и ходил с температурой, головными болями и прочими прелестями хвори. Пару последних суток он вроде бы пошел на поправку, но кто знает, вдруг, если сейчас не долечиться, потом будут осложнения? Нет уж, пусть лучше побудет дома, в постели, а они и сами справятся.
Глянув в последний раз на спящего в обнимку с Кроуфордовской подушкой рыжего, оракул, чуть улыбнувшись зрелищу, перешагнул порог спальни и закрыл за собой дверь. Шаги стихли, а через несколько минут послышался шум отъехавшей от дома машины. Дом опустел до вечера на троих жителей. Веки спящего дрогнули и открылись, явив миру хитрющие синие глаза, обладатель которых сладко потянулся и перевернулся на другой бок, попутно выудив и переложив на тумбочку мини-грелку, которую до того старательно держал под одеялом на лбу.
Мурлыкнув утвердительное: «И завтра я тоже посплю...» - рыжий заснул снова, на сей раз крепко и до обеда.
If you wanna have a pleasure - FUCK YOURSELF как можно реже!
Просто так
Для Mara Tesh
Танец
читать дальшеТанец. Таинство музыки, движения и тела. Кроуфорд никогда не видел, чтобы Шульдих танцевал. Сегодня ему представилась такая возможность. На вечере в честь Такатори телепату было решительно нечем заняться. Видимо, он нашел танцы достойным времяпрепровождением убийцы-наемника и телохранителя.
Впрочем, оракул особо не жаловался. Зрелище было поистине достойным. И захватывающим. Медленные, быстрые, фокстрот, джайв, вальс – Шульдих двигался грациозно и выверено, давая повод думать, что у него за плечами есть практическая база. Интересно, где он научился танцевать?
Вечер телепата ушел на эпатаж и танцы, вечер Кроуфорда – на Такатори и размышления. Не то, чтобы его так зацепило скрытое доселе умение подчиненного, он просто… он просто не мог выкинуть навязчивые картинки из головы. А еще ему было интересно. Интересно настолько, что, вернувшись домой, развязывая осточертевший галстук, он поинтересовался у Шульдиха, где тому довелось научиться так двигаться в такт под музыку.
Телепат, улыбнувшись одной и из самых загадочных своих улыбок, сказал, что у него был хороший учитель, которому он благодарен по сей день, но в большей части он самоучка. На этом разговор закончился и о нем забыли. Лишь до следующей вечеринки, когда все повторилось. С того дня у одного из телохранителей влиятельного человека Токио появилась привычка танцевать на светских раутах, куда их брали совсем с другой целью – прямой – охранять бесценное тело. Шульдих собирал толпы вокруг себя, чем вызывал недовольство «шефа» - Такатори, и непосредственного начальника – Кроуфорда. Но когда немца что-то останавливало? Он танцевал самозабвенно, так, что, глядя на него, хотелось начать танцевать самому. Не слишком странно, но необычно. Брэд даже чуть усмехнулся, уловив подобное желание у себя тоже.
***
Пророк заподозрил неладное, когда рыжий стал слишком явно бросаться ему в глаза, когда случайные движения напоминали танцевальные па, а особенно тогда, когда оракул начал вспоминать…
Спортзал школы Розенкрейц. Ночь. Все спят. Тишина, темнота, свободное пространство и он… один-одинешенек… посреди большой комнаты.
То, что Кроуфорд любил танцевать – он не признался бы даже под страхом смерти. Его забрали, оценив паранормальные способности сильного оракула, поставив тем самым крест на нем, как на профессиональном танцоре…
Впрочем, это не мешало каждую ночь, дождавшись, когда корпус утихомирится, пробираться тайком в пустующий спортзал и танцевать…
Кроуфорд помнил всё, чему его учили преподаватели в школе танцев. Он повторял это упорно каждый раз, стремясь не потерять навыки и форму, а потом, завершив разминку – он танцевал сам…
Очередная ночь, но что-то неспокойно. Неспокойно было на душе, когда вставал с постели, неспокойно, когда пробирался знакомой дорогой, неспокойно, когда разминался, неспокойно, когда танцевал. И движения скованные, не раскрытые, словно прикованный взгляд в спину не отпускает. С тех пор, такое бывало частенько. А потом, он закончил Розенкрейц…
С того времени прошло немало дней, недель и лет. Теперь Кроуфорд, наконец, начал догадываться обо всем. Шульдих наблюдал за ним. Во всяком случае, такое вполне возможно и даже весьма вероятно. Однако, он не думал, что немец будет танцевать вслед за ним…
- «Праааааавильно, Кроуфорд, ты прав – довольный голос в голове – Моим учителем был ты. И не только танцев, знаешь…»
- «И чего же еще?» – Ехидно, с насмешкой в голосе.
- «Жизни…»
Хмыкнуть и обернуться. Темная фигура на пороге. Усмехается, отбрасывая челку с глаз. А во взгляде – вызов. И видений не надо. И так ясно, чем все закончится…
- Потанцуем? – Легко, на родном английском, вставая с кресла и протягивая раскрытую ладонь.
- Потанцуем. – Свободно, на родном немецком, вкладывая свою ладонь в раскрытую протянутую.
Ночь. Просторная гостиная. Вспомнить забытое. Нажатие кнопки и музыка полилась из колонок центра.
Шаг, поворот, прижаться в объятиях.
Движения не соответствуют музыке. Они танцуют свой собственный ритм, свой собственный танец.
Провести ладонью по лицу, поворачивая к себе. Разворот, выкручивая в обратную сторону, и выпрямить руку. Полуоборот, и еще один, в противоположную. Глаза в глаза.
Танго! – идентифицирует сознание секундой позже. Но он никогда не танцевал танго.
- «А я научился специально для тебя» - И бандана – прочь.
Вернуть к себе рывком. Прижать. Прижимается. Рука вниз по бедру. Шею выгнул. Мазнуть губами. Пальцы сжать. Порывистый вдох. Жарко становится.
Поворот. Разрыв. Но руки цепко-накрепко вместе. Не расплести. Два шага. Еще два. Теперь такты совпадают. Поворот. Навстречу. Шаг. Губы к губам. Взгляды накрест. Дыхание взахлеб. Жарко. Совсем.
Повести плечом, рука следом. Смахнуть. Кисть в полете. Поймать и вернуть к себе. Рывком тянется следом и прижимается. Спина к груди – намертво, ягодицы к паху – мягко, но навязчиво, дразня. Съехать вниз, скользя руками по ногам стоящего. Подняться в повороте, нога между ног, вторая взахлест обвивает талию, прижимая пах к паху, пусть чувствует. И заключительным аккордом, прогнуться, повиснув на руках, доставая рыжими прядями едва ли не до пола.
Взгляд из-под ресниц на партнера. Дышит тяжело, смотрит с желанием, жарко, сладко. Он добился чего хотел. Ничто так не возбуждает, как танец. А тем более – танго. Страстное и нежное, горячее и жгучее, терпкое и ветреное, танец мгновения. «Здесь и сейчас»…
- «Кроуфорд…» - Тихим мысленным шепотом.
- «Шульдих…» - Непередаваемые нотки, что заводят в секунду.
Только дыхание в темноте. Одно на двоих. Выпрямиться и стоять рядом напротив. Грудь к груди, губы к губам.
- «Ты этого хотел?» - Приходя в себя, но глаза еще затуманены.
- «Я хотел тебя… И хочу…»
- «Уверен?» - Насмешливо и серьезно.
- «Да» - Твердо и уверенно.
- «Хорошо…» - И поцелуй. Неожиданно, мгновенно, глубоко, как рыжий мечтал.
- «И навсегда» - Запоздалое предупреждение.
- «А на меньшее я никогда не соглашаюсь…»
Прошедшее и грядущее никогда не идут отдельно. Они зациклены друг на друге как круг вальса и петля Мебиуса. Рыжий напомнил, то, что брюнет не смог забыть. Так было не раз, так будет не дважды. Но возвращаться каждый раз к тому, что было и чего не было? Это глупости. У них впереди свое новое будущее. И свой танец.
If you wanna have a pleasure - FUCK YOURSELF как можно реже!
Разминки не получилось. Ну и ладно. Тогда еще раз, просто так.
В подарок на ДР для Paranoid Android
Примечание: полное AU, OOC
читать дальшеСредневековый Шут, бродяга из квартала, нищий на восточном базаре, убийца малолетних, телепат-стажер, библиотекарь…
Имена можно перечислять долго и нудно, как, впрочем, и образы.
Кроуфорд видел Шульдиха каждый раз под разными обличьями в сотнях своих видений. И каждый раз сложнейшая задача – опознать того, кто нужен.
Бубенчики на колпаке, кубок с вином и бесовская улыбка;
Наглый взгляд необычайно синих глаз и плевать на лохмотья – аристократические замашки не спрячешь, словно в жилах этих замызганных рук кровь течет в тон глазам;
Грязная повязка на бедрах и съехавшая набок чалма, но ворует он не хуже, чем побирается;
Один выстрел – и приказ выполнен. А глаза больше не снятся. Потому что он не спит;
Шумы и голоса. Серость и обыденность боли. Черный на сером – проблеск света. Как бы смешно это не звучало;
Очки… хм, а ему они тоже идут…
Оракул пьет чай и рассматривает рыжего непоседу, неуклюжим вихрем носящегося по кухне. Пытаться одновременно приготовить свежий кофе, яичницу, бутерброды, салат и на ходу это все съесть под силу только Наое. И то лишь потому, что он – телекинетик. Но когда Шульдиха что-то останавливало? Количество перебитой посуды, грязных пятен, не менее грязных ругательств и нервных клеток, истраченных в процессе, причем не только немца, но порой и окружающих, уже давно ушло в бесконечность. И, тем не менее, рыжие так просто не сдаются.
Еще пять минут удовольствия, и Кроуфорд поднимается со своего места, аккуратно отодвигая телепата от кухонной плиты и забирая у того из рук деревянную лопатку, на которую уже налипло нечто непотребное.
На возмущенное: «Я и сам могу!», ответ один – «У нас мало времени».
Новые продукты, два косых взгляда, пять постукиваний пальцами по столу – и горячий вкусный завтрак готов и ждет перед самым носом удрученного очередной неудачей чтеца. Ну, кто же виноват, что гроза Розенкрейц, профессионал-убийца, хитрый и коварный интриган, с легкостью читающий мысли окружающих не может приготовить даже бутерброд? Никто. Даже он сам. Хоть и Шульдих.
Кроуфорд любуется на свое творение – притихшего за поглощением пищи телепата – еще несколько мгновений, и думает, что готов вот так каждый день готовить для него, сам не зная почему.
Наверное, день сегодня такой – теплый, весенний и удивительно красивый, а потому тянет на человечность. А может, и нет. Может просто уж больно хорошее это чудовище, когда молчит и мирно уплетает за обе щеки завтрак, собственноручно приготовленный и поданный шефом. А может…
Пророк вспоминает и не может найти ни одного образа из увиденных, который бы больше шел телепату, чем вот этот, что предстает перед глазами сейчас. А еще гадает, какой бы ему подошел…
Наглый рыжий кот, удобно устроившийся на коленях…
Прикрыв глаза и «дочитывая» видение до конца Кроуфорд чуть усмехается аллегории и удивительному попаданию в масть. Действительно, подходит как нельзя лучше. А затем уходит в кабинет, достать запасную обойму, дабы уберечь шкуру довольно урчащей от сытости зверюги. И машинально убирает с кресла пиджак, чтобы не липли шерстинки.
Сотни образов за столько лет. Тысячи их накопятся к сединам. А кем рыжий будет в следующем видении – известно только Фарфу…
Пояснение: Оригинальная фраза, конечно: "Известно только Богу", но Фарф ведь с ним тоже общается, как-никак )))
У Кроуфорда глаза бизнесмена? Черта с два! Убийцы и только убийцы. Захватчика, воина и победителя в одном лице. Потому что мало кто может так холодно смотреть настолько теплыми, медово-карими глазами.
У Наги глаза ребенка? Старца и ни столетьем меньше! Слишком много житейской мудрости, горечи и прозорливости. На самом деле это страшно. В глаза телекинетику мало кто смотрит.
Взгляд берсерка безумен, как и его улыбка, и логика. Золото всегда безумно. Как ни крути.
Забавно, но глаза всегда считались зеркалом души. Еще испокон веков. По глазам читали мысли. Теперь это искусство благополучно забыто вместе с иными полезными секретами древности. Но интересно заглянуть в те, где души нет. Чуть жутковато, и все же любопытно. Что в них, как вы думаете? Там пустота? Нет. Там мир. Тот, что они видели. Целый мир. Наш. Тот, в котором живем мы с вами. Весь. Целиком. Без мишуры и фальши. Такой как он есть на самом деле. Потому что именно он и отнял у них души.
В наше время мало кто смотрит в глаза окружающим. И правильно. Ничего интересного все равно не увидишь. Пустота у глупцов, равнодушие у циников, любопытство у идиотов.
У Кроуфорда красивые глаза и жестокий взгляд.
У Наое холодная ярость скрытая за показной детскостью.
У психа глаза безумца, как и полагается.
У Шульдиха глаза… бога? Так считает Фарфарелло. И иногда – пьяный оракул...
В мире и миром правят стихии. Яркие, сильные, амбициозные, грозные, неприступные и коварные. Они почти как люди. Только их невозможно удержать или приручить. Они всегда сами по себе.
Невозможно удержать ветер – он приходит сам, когда ему заблагорассудится.
Невозможно удержать пламя – оно сожжет держащего.
Невозможно удержать воду – она утекает сквозь пальцы подобно времени.
Невозможно удержать стихии. И мысли. Впрочем, насчет последнего рыжее ветреное пламя с глазами моря готово поспорить. А насчет времени готов и давно спорит тот, кто сумел удержать первого спорщика.
Вдалеке громыхало зарево будущей грозы, но она должна была накрыть город только часа через три. А сейчас нагло светило холодное апрельское солнце.
Пискнули наручные часы. Немец машинально посмотрел на циферблат и понял, что они остановились. Сердито потряс ни в чем не повинный агрегат. Бесполезно.
16:37 показывали часы.
Рыжий нахмурил брови и почесал поясницу.
- Откровенно, - насмешливо раздалось позади.
Телепат вздрогнул и повернулся на голос.
Наги Наоэ сидел в кресле у двери и пристально рассматривал коллегу.
- Ты хорошо учишься, - хмуро и непонятно буркнул не до конца проснувшийся Шульдих.
- Есть у кого, - невозмутимо пожал плечами маленький японец и пролеветировал в сорону немца выглаженную рубашку буйно-зеленого цвета.
- У нас проблемы, - констатировал телепат, поспешно одеваясь.
- Именно, - кисло улыбнулся телекенетик, но вдаваться в подробности не стал.
Шульдих еще раз тоскливо посмотрел на часы, понял, что время ушло безвозвратно и поплелся вниз, куда недвусмысленно косился Наги.
Брэд Кроуфорд читал газету. Он всегда это делал поутру, но нынче было далеко не утро.
«Да?» - телепат потянулся к часам, вспомнил, что они встали и почесал кончик носа.
- У нас проблемы, - сообщил он, глядя куда-то мимо немца.
- Это уже не новость, - Джей Фарфарелло сидел на корточках у стола и собирал осколки. Некогда эта горка разноцветного стекла была любимой чашкой Шульдиха.
«А день так хорошо начинался»
Рыжий постарался вспомнить, как именно начинался этот день, и не вспомнил. Американец смотрел на подчиненного так ласково, как смотрел на маленького рыжего мальчика психиатр в клинике для душевнобольных города Мюнхена, когда тот доверительно признался: «Я слышу голоса, доктор». Это было почти пятнадцать лет назад, и Шульдих успел такой взгляд забыть.
- А…какие у нас проблемы? – поинтересовался он осторожно, присаживаясь за стол и отпивая прямо из кофейника горький, дурно сваренный кофе.
«Где твои манеры» - мысленно поморщился Наоэ. Впрочем, скорее всего именно он был виноват в досрочной гибели личной чашки немца, потому как голос его звучал не слишком уверенно.
- Шульдих, вооруженная группа террористов, именующая себя «Wiess» собирается убить Рейджи Такатори, - четко бросил Брэд, все еще рассматривая стену позади немца.
- Значит, проблему у этого, как ты сказал…Така-куда?
- Такатори. Собственного говоря да, у него проблемы. А проблемы у нас потом, что Розенкрайц приписала нам этого… - оракул брезгливо поморщился.
- Така-туда, - печально закончил за него Шульдих.
- Именно. Туда, - плотоядно оскалился Фарф.
Просто это был последний день, когда можно было расслабится. Только не темнело подозрительно долго. С завтрашнего дня начинались проблемы, и немцу было совершенно ясно, почему ушло время.
Потому что совсем скоро не останется почти ничего кроме Дела. Потому что время действительно кончилось – оставалась только секунда до победы. Секунда, растянутая на много дней, но финал неизбежен. Потому что они пришли, что бы побеждать.
Немец снова покосился на циферблат и, с тоской принялся расчесывать волосы.
- Шульдих? – американец подошел неслышно, как кот и уставился на рыжего с интересом.
- Да? – тот отложил расческу и поднял голову.
Вроде бы ничего особенного, ничего личного, только смутился оракул и отвел взгляд.
- Я хотел тебя попросить… - начал он и замолчал.
Все правильно.
Время ушло.
А что значит, ушло время? Значит теперь они хозяева этого мира и им все можно. То есть – абсолютно все.
- Да? – телепат по-птичьи наклонил голову вбок и стал похож на кенаря.
- Я тебя прошу, - серьезно кивнул Брэд. Улыбнулся и вышел.
Все правильно.
«Я постараюсь выжить»
Шульдих снял с руки бесполезный браслет и с силой зашвырнул в окно.
Клубы со странным названием, вроде «Зеркало», редко цепляют незнакомцев. В Нью-Йорке всегда много ритма и драйва, особенно по ночам. И этот, можно поклясться, ничем не отличается от остальных. Но вместо того чтобы проехать мимо, Кроуфорд паркует машину, как можно ближе. Обычная, ничем не примечательная дверь и вывеска под стать, а внутри - огромный зал, даже по меркам Нью-Йорка, и вместо стен одни зеркала в полный рост, и непременный атрибут танцевального зала – станок. Странное место: уютное и только для своих.
А в центре с микрофоном в руке рыжий растрепанный парень, в расстегнутой рубашке и драных джинсах, дразнит бесовской улыбкой:
- Ну что, потанцуем, детки?
- Да! – отвечает ему толпа.
DJ со своего места усмехается:
- Тему!
- Пусть будет классика. «Секс».
Музыка, непривычная на повседневный вкус.
Абстрактное движение – поманить к себе пальцем.
«Грязные танцы», не иначе.
- Потанцуем, детка? – выдыхает рыжий.
Определенно.
Кроуфорд улыбается себе и делает шаг навстречу.
Он успевает поймать удивление в синих глазах, прежде чем сорваться в танец.
От пиджака и галстука избавляют чужие руки - дерзкие, смелые - вытягивают рубашку.
Смеющиеся глаза напротив, и это не танец, это наслаждение.
Потанцуем секс, детка?
Легко.
Тело к телу и горячий шепот на ухо:
- Я уже возбужден, почему ты - нет?
Почти поцелуи и дерзкий ответ:
- Плохо работаешь, детка.
Поменяться местами и гнуться под чужими руками.
Так просто, когда приличия забыты.
Без пяти минут поцелуями по телу.
- Может, просто проблемы?
- Нет, детка. Просто ты наконец-то начал работать бёдрами.
И рука рыжего наглеца проходит по паху, а смотрит-то в глаза.
Финальным аккордом разойтись в разные стороны. Одновременный разворот и, не сговариваясь, поманить друг друга пальцем к себе.
Потанцуем, детка?
А после громкой музыки в зале гробовая тишина.
Люди пытаются прийти в себя от чувственного наваждения.
Кроуфорд подмигивает партнёру, и одними губами на выдохе:
- Потанцуем, детка?
Прогулка с незнакомцем по ночному Нью-Йорку под аккомпанемент полицейских сирен и редких машин оракулу в новинку.
Вдвойне странно, когда выплескиваешь всё, что накопилось на душе за несколько лет работы на организацию, которой не существует:
- Мафия над мафией, - бросает Кроуфорд в ночной воздух. – Вот так-то, детка.
- Потанцуем, – усмехается рыжий и добавляет мысленно: «детка?»
Пистолет в руке оракула оказывается быстрее, чем он успевает подумать: «телепат».
- Меня не греет мысль пахать на каких-то маньяков с кучей шизофренических замыслов, - спокойное пояснение. – Бартер?
- Потанцуем, детка? – бросает Шульдих напарнику и отправляется на свидание с пирокинетиком.
Все мы безумны… так или иначе. Все мы ходим по краю, кто, желая хоть раз переступить эту черту, кто – стремясь никогда этого не делать. Парадокс: одни люди мечтают почувствовать себя хоть каплю сумасшедшими, другие – не допускают даже мысли об этом.
Мы не люди вообще. Забавно. Но это данность.
Да и безумие, как известно, относительно. Даже Фарфарелло, чей диагноз официально установлен, и тот безумен лишь по медицинским показателям. В жизни же он знает, видит и слышит гораздо больше, чем может показаться. И аналитика у него примерно на уровне Кроуфорда. Так что за исключением некоторых особенностей, психом его назвать язык не повернется. А в реальности, когда необходимо действовать, его безумие его же и спасает, ибо нормальный человек просто не выживет в нашем мире. В наших шкурах.
Паранормы – все безумцы. Или трупы. Третьего не дано.
Так, Наги безумен своей силой. И без тщательного контроля она выпотрошит и окружающих, и его самого. А потому он помешан на самоконтроле.
Я… моё безумие – голоса и мысли. Текучая огненная лава, что затапливает череп до самой макушки, и не находя выхода, плещется внутри, заставляя сходить с ума, тихо воя в углу. Это если не ставить щиты. «Дамбы», если их можно так назвать, или «плотины». Они удерживают лаву в плотном коконе. Туда можно заглянуть. Сквозь приоткрытое оконце или щелку. Но начинаешь долго и пристально всматриваться – и огненная бездна затягивает, стенки кокона истончаются и тают… Так что контролем грешим мы все. Как, впрочем, и силой.
Ты же… твое безумие – теория вероятностей и относительности. Оракул всегда живет как минимум в трех измерениях сразу. И задача – всегда держать на виду то, где находится физическое тело. Иначе можно потеряться. Легко.
Путаные улочки вероятностей, словно лабиринты сознаний. Мне это хорошо известно. Но в отличие от меня, ты не в силах закрываться так же долго и эффективно.
Ты устаешь и держишься лишь столько, сколько того требует видение, либо просчет вариационных линий. А потом наступает безумие…
Огонь боли шквалом по нервам, сжигая нейроны. Смешение реальностей и фантомов, всех мыслимых и немыслимых вероятностей. Перед внутренним взором. И ты отчаянно цепляешься за то, что видишь здесь и сейчас, чтобы просто знать, где есть якорь настоящего. Крик не слышен за губами, до крови закушенными. Слезы почти не видны сквозь очки в уголках широко распахнутых глаз.
И на страх уже не остается места. Только боль. И легкая усмешка Судьбы. Ты не знаешь, но в такие минуты ты чуть улыбаешься. Легко, мягко и снисходительно. Словно прощаешь свой Дар за то, что он наградил тебя такими мучениями. Или прощаешься…
Этого я всегда боюсь больше всего. Что ты вот так улыбнешься: улыбкой-прощением, улыбкой-прощанием, со мной, с этим миром, с этой реальностью. И «уйдешь», исчезнешь. Навсегда.
Я боюсь. И потому не отхожу от тебя вот уже который год, чутко ловя приступы. Стараясь всегда быть рядом. Чтобы, как всегда, наплевав на запреты вломиться в твой разум и за руку, словно несмышленого ребенка, брошенного в горную реку, вытащить на свет божий. И плевать на твои вопли. Когда ты приходишь в себя. Порой, мне удается даже заметить мысль благодарности в твоей, полной сюрпризов голове.
А ты думал, мне нужна команда? Да черт бы с ней!
Или деньги? Бизнесмен хренов.
Или мне просто захотелось поиграть? Тупой оракул…
Всё, что мне нужно – ты. Но вот это точно безумие. Как, впрочем, и наши ночи. Тоже безумие. Почти в чистом виде. Одно на двоих. Смерть возбуждает. Страсть обжигает. Контроль сметен начисто. Но это не страшно. И почти не больно. Это сладко.
И у тебя есть тысячи «против». А у меня лишь одно «за». И пусть. Мне достаточно. Моего безумия хватит на двоих.
Мы все безумны по своей сути. Все мы ходим по этой нечеткой, но острой грани.
Для Джедайта, который хотел что-то фантастическое.
Написано давно и черт меня знает, почему выкладываю сейчас сюда.
читать дальшеВ той или иной степени, но вероятности довольно редко приводят именно к тем последствиям, к коим могли бы.
Смотровая площадка огромного маяка на маленьком островке продувалась всеми ветрами, но Кроуфорд совсем не жалел об этом.
Он смотрел в низ и думал о том, как, должно быть это больно – падать.
Совершенно не хотелось узнать это на собственной шкуре.
Где-то там, в центре зала, спокойный, словно высеченная из камня статуя, Наги методично подбрасывал на ладони небольшой шарик, провожая взглядом тянущиеся к горизонту облака.
Шульдих сидел чуть левее, рядом, прямо на черном обсидиановом полу, согнув ноги в коленях и откинув голову назад. Закатное солнце освещало матовую белизну кожи, под которой проступали голубоватые линии артерий и безмятежную улыбку деревенского хориста, который вот-вот выведет первые строки гимна - Ave, Maria, gratia plena…
Фарф, как водиться, чистил стилет, прислонившись спиной к колонне справа, проводя мягким платком по тонкому лезвию. Он, конечно, сумасшедший, но и не самоубийца по природе, прекрасно понимал, что, в случае провала, ему придется просто убить их. Всех. И успеть выстрелить себе в висок.
Потому что Оракула и Телепата возьмут в тиски прежде всего. Затем, наступит очередь Наоэ. А этих трех секунд ирландцу вполне должно хватить. Даже, непозволительная роскошь – секунда на смерть.
Брэд скосил глаза, наблюдая за немцем.
"У нас, пока, есть гораздо больше, чем секунда", - раздался тихий голос в его голове, но мужчина лишь коротко усмехнулся, поправляя галстук.
Настало время победить. А, значит, права на ошибку у него просто не было.
Все рушилось. Пол проваливался прямо под ногами, куски мрамора отлетали в разные стороны, царапая и впиваясь мелкими осколками в щеки и шею. Американец теперь точно знал, как выглядит Апокалипсис в своем истинном свете.
"Это когда ты уже выиграл свою битву, но все равно падаешь в низ", - думал он, уклоняясь от лезвия катаны и чувствуя приятную тяжесть плиток во внутреннем кармане пиджака. Страшный мальчик, со страшными глазами пытался его убить, не понятно – зачем?
Абстракции всегда были делом Шульдиха, а линии вероятности никогда не требовали подставных понятий.
Скрип железных перекрытий, заставил Кроуфорда отскочить, но не слишком удачно – прямо в расщелину. Поскользнувшись на плитах он полетел в низ, цепляясь белоснежным костюмом за торчащие крюки. Ткань рвалась с неприятным и страшным звуком. Он пытался ухватиться хоть за что-нибудь, резонно пологая собственное спасение именно своим делом, но, подняв глаза вверх, он увидел лицо немца, в ореоле рыжих волос, непередаваемо-родное и далекое, и руку, которую Шульдих ему протягивал с отчаянной надеждой.
Толчок сотряс здание – Наги уже просто не мог поддерживать бесформенную громаду. Брэд потянулся к тонким пальцам, прекрасно понимая, что не успеет и провалился вниз, в темноту. Звериный воль немца звучал в барабанных перепонках пока в висок не ударилось что-то острое.
Боль затмила все. Неясный, размытый мир, отсвечивал, почему-то зеленым. Было холодно, очень холодно, почти невыносимо холодно. И больно.
Память хранила все, только, где-то в глубине души, там, где отражалось будущее, он видел, почему-то, солнце. Совсем не обжигающее, оно согревало с неистовством и нежностью.
Он открыл глаза и тут же все понял. По выражению глаз Шульдиха, по спящему на коленях у ирландца Наги, по синякам и царапинам, по отражению щербатой луны на мокрой гальке.
- Гораздо – больше, - Брэд с усилием поднял руку, касаясь подбородка рыжего со всей лаской, которая помещалась у него на ладони.
Очередной БрэдоШульдих. Подарок Джедайту на ДР. Я, как всегда, опоздала, но, надеюсь, что текст понравится и что мне простят
Жанр я определить затрудняюсь (я! затрудняюсь! надо отметить день в календаре), возможно, ангст с элементами сюра, рейтинг PG.
И это не драббл, это минифик
ЧУЖИЕ СНЫ
читать дальшеШульдих закрыл глаза и уютно пристроился на плече лежащего рядом человека. Это не было близостью, просто было удобно.
Во всяком случае, он повторял это про себя каждый раз, когда прижимался к нему - даже если причины не было. Ни малейшей.
Он не знал, кого хочет обмануть. Единственный, кому действительно важно было доказать, что ничего особенного нет, давно уверился в обратном. Остальные были неважны.
Иногда это начинало бесить. Его - или самого Шульдиха. Тогда кто-то срывался, и все кончалось или чудовищной головной болью для одной стороны, или тяжелыми побоями для другой.
В последнее время срывы стали происходить все чаще.
Они устали от этого, оба. Они оба дошли до предела, когда телепат, наконец, нашел выход.
Чужие сны...
...Завораживающие вселенные, сюрреалистические или очень-очень простые, и потому неизъяснимо соблазнительные. Попасть внутрь, посмотреть на мир глазами другого мыслящего существа...
Или перенестись и вовсе в другие реальности. Всего лишь выдуманные. Или даже более настоящие, чем этот мир, в котором приходится просыпаться по утрам?..
Отличная от твоей точка зрения на один-единственный по-настоящему существующий мир? Или непререкаемая истина в одной из миллиардов вселенных?..
...Разные, как и все люди. Впрочем, в них было и очень много общего. Отпечаток культуры, морали, единых правил для воспитания всех индивидуумов. Общество, стригущее всех под одну гребенку, старающееся сравнять с серой массой даже тех, кто очень сильно из нее выделяется.
Особенно тех.
Вот они-то, несломленные, оставшиеся нормальными, но сумевшие не растерять индивидуальности. Яркие. Притягательные, как огонь для бабочки. Они манили телепата.
Известная истина про то, что бабочка теряет жизнь, слишком приблизившись к открытому пламени, Шульдиха не впечатляла. В конце концов, он не был обычной бабочкой.
О том, что и огни - необычные, он даже и не задумывался.
...Могло показаться, что прежде всего телепата интересовали сны сумасшедших, но это было отнюдь не так. Они, как правило, бывали особенно скучны и однообразны. Шульдих охотился за другим. За тем, что другой телепат не заметил бы - а он, зная, что искать, находил и развивал. Не совсем пси-талант, вернее, совсем не его, но нечто очень похожее.
Он не мог найти определения этому понятию ни в одном из пяти языков, которые знал. Поэтому придумал термин сам - опираясь на свои ощущения и свое восприятие - "Огонь".
Греться у чужого пламени больно, особенно когда знаешь, что могло бы быть свое - если бы ОН захотел. Но ОН только раздражается...
И жаль было, что такие костры быстро прогорали, оставляя после себя даже не пепел - пустоту. Приходилось искать новый источник тепла.
А люди поутру просыпались с ощущением потери чего-то важного, невероятно важного для жизни, но не могли сказать, чего.
Все передовицы газет кричали о ненормально увеличившемся в последнее время количестве самоубийств.
Впрочем, вот об этом Шульдих совсем не жалел.
Он даже не думал об этом.
По ночам - в чужих снах. Днями - в странной дремоте. Телепат догадывался, что она - результат непрерывной работы мозга, которому все же надо время от времени давать отдыхать, но пока не беспокоился. На работе это не сказывается - значит, все в порядке.
Он старательно гнал от себя мысли, что уже не может закрыть глаза и не отправиться на поиски нового огня. Что с тревожным нетерпением ждет очередной ночи.
Впрочем, Фарфарелло когда-то сказал: "Лучший способ побороть искушение - поддаться ему".
Эта фраза хорошо запомнилась Шульдиху. И сейчас он снова и снова обращался к ней, вызывая в памяти голос ирландца, каждую интонацию, малейшие изменения в мимике. Пытаясь оправдать себя ей и доказать, что все под контролем.
Это не помогало. Телепат чувствовал, что увязает все глубже в разноцветной трясине чужих снов.
Но больше всего пугало, что он не хотел выбираться.
Он пристроил голову на плече. Привычно. За последние несколько недель ничего не поменялось.
А еще в последние несколько недель не было ссор. Как не было и близости.
Кроуфорд попытался осторожно вытащить свою руку из-под головы Шульдиха, и это неожиданно легко ему удалось. До этого телепат или моментально просыпался, или прямо во сне вцеплялся в него изо всей силы и не желал никуда отпускать.
Теперешняя ситуация казалась неправильной.
Пророк принялся вспоминать другие странности последнего времени. То, что Шульдих спал удивительно тихо, не крича, не ворочаясь и не брыкаясь. То, что и днем почти всегда молчал. То, что стал неохотно есть. То, что не всегда сразу отзывался на оклики: иногда приходилось его тормошить, чтобы добиться ответной реакции.
Кроуфорд списывал все это на переутомление на работе и особо не волновался.
Но вот как раз с миссиями все было в порядке. Пожалуй, только на них телепат теперь пусть отдаленно, но походил на себя. Собранный, стремительный, смертоносный.
Что же случилось?
В любом случае будить телепата сейчас опасно. Остается только ждать, что он сам проснется.
Пророк так и не смог заснуть.
И еще одна вещь, которой он не смог, - понять, почему эти несколько часов стали для него чуть ли не самыми тягостными в жизни.
Но утро настало, более того, подошло время обеда, а жаворонок-Шульдих так и не проснулся.
Вот тогда-то Кроуфорд забеспокоился по-настоящему. И сделал непростительную глупость - осторожно коснулся разума телепата своим.
Пророка затянуло в пустоту.
Ощущения были, пожалуй, даже приятные, но в ужас приводила мысль о том, что он сейчас в сознании телепата, который, в принципе, может вернуться в любой момент и, не разобравшись толком, сначала прикончить неизвестно откуда взявшийся чужеродный элемент и лишь потом посмотреть, кто же это был.
Кроуфорд приказал себе собраться с мыслями - в буквальном смысле. Здесь он оказался не поседевшим, но все еще молодым человеком с моноклем (проигрывать споры Шульдиху чревато выполнением всяческих дурацких условий, как, например, ношение монокля в течение двух месяцев). В сознании телепата пророк был темноволосым мужчиной в очках.
И у него, из-за растерянности и страха (а бояться было чего), нарушилась концентрация. Одна из рук уже медленно поплыла куда-то по своим делам, ее примеру собралась последовать и вторая.
Срочно было необходимо собраться - в прямом и переносном смысле.
Инструкции, когда-то полученные от Шульдиха, не помогали. "Если попал в чью-то телепатическую ловушку - зови меня, я обязательно услышу". Вот и все.
Вдобавок ко всему, субреальность вокруг начала медленно меняться. Пустота постепенно заполнялась предметами, и вскоре Кроуфорд сумел узнать место. Его кабинет - еще тогда, когда они работали на ЭсЦет.
Не успев подумать, что это может означать, пророк заметил странность. Второй стол? У него никогда не было второго стола. И этого жуткого аквариума. Офис Такатори?.. Аквариум сменился скамейкой. Какой-то парк...
Кроуфорд глубоко вдохнул. Здесь дышать не требовалось, но нужно же как-то успокоиться. Ведь если началось наслоение воспоминаний, значит, Шульдих теряет связь с телом. Значит, пророк рискует остаться запертым в теле, которое пока еще спит, но через несколько часов плавно перейдет в состояние комы. А он ничего, совсем ничего не сможет сделать.
И чертово предвидение не работает!
- Черт, черт, черт! Ну и где ты, когда нужен, Шульдих?! - на секунду сорвавшись, заорал Кроуфорд, очень жалевший, что нельзя что-нибудь хорошенько пнуть - ибо еще неизвестно, какие последствия могут быть.
- А я тебе нужен? - словно эхо со всех сторон.
- Разумеется, мать твою! Особенно сейчас!
Ответ обнадеживал - вдруг телепата все-таки удастся дозваться?..
- Кроуфорд? - раздалось откуда-то сзади. Голос был надтреснутый, хриплый.
- Шульдих, возвращайся немедленно! - чуть не прыжком развернувшись к проекции телепата, потребовал пророк.
- Это приказ?
- Да.
Шульдих кивнул и начал медленно таять. Вот только Кроуфорд вместо того, чтобы облегченно вздохнуть, рванулся к немцу, пытаясь схватить за руку. Зеленый туман рукава отхлынул от побелевших пальцев.
- Шульдих! Шульдих, стой!
Пророк не понимал, что он сделал не так. Но вместо того, чтобы вернуться в тело, телепат отдалился еще больше.
Теперь минуты потекли быстрее. В человеческом сознании понятие времени очень растяжимо. Более того, оно у каждого свое. Сейчас стрелки на часах Кроуфорда вращались с сумасшедшей скоростью.
А пророк не спешил. Чем больше торопишься в такой ситуации, тем быстрее течет время. А пока еще был шанс все исправить.
Неторопливый уверенный шаг. Тяжелая поступь. И осторожное прислушивание к своим ощущениям - отследить Шульдиха, пройти за ним и вернуть.
Пустота внутри стала пустотой снаружи. Но она давит хуже, чем сотни тонн груза - или просто его распирает изнутри?..
Все смешивается. Единственное желание - найти хоть что-то. Что-то, что поможет превратить пустоту в незаполненность.
Любой, самый незначительный предмет. Даже не предмет - мысль.
А потом на грани восприятия появляется слепящий свет.
После него все вокруг темное - но это потому, что Кроуфорд так до конца и не отключился от "реального" восприятия.
Голубое небо, свежий ветер и редкий "грибной" дождик, теплый и очень мягкий.
Слегка влажные рыжие пряди ласкает солнце, едва-едва шевелит ветер, заставляя их переливаться в теплых лучах. Неправильное, но такое красивое сейчас лицо кажется слишком гладким, словно мраморным, оно напоминает научившуюся улыбаться маску.
Шульдих действительно улыбается, и пророк внезапно понимает - он уже столько времени не видел его улыбки...
И даже безобразные черные лохмотья не портят чудесной картины. Свободные штаны, длинный потрепанный пиджак, который он перебросил через плечо, короткий жилет на голое тело.
Он выглядит неправильно, но все равно так уместно...
Кажется, это называется совершенством?
И именно поэтому Кроуфорд громко прочищает горло, надеясь разрушить прекрасную иллюзию.
- Ты так хочешь вернуться? - не оборачиваясь, даже не прекращая улыбаться, спрашивает телепат. В нем что-то сильно изменилось, вот только на фоне перемещения в иную реальность трудно понять, что именно.
- А ты - нет? - раздраженно фыркает пророк.
- Нет, - еще больше запрокидывая голову, легко соглашается Шульдих. Кровь в венах Кроуфорда превращается - о нет, не в лед, - в магму.
- Ты вернешься, - тихо и спокойно произносит он. - Пойдем.
- Нет, - повторяет немец. - Скажи, разве это не то, о чем ты мечтал?
Пророк молчит. Шульдих знает, о чем говорит.
- Я не умею читать мысли. И ты не видишь будущего. Ты же всегда этого хотел?
Нужно сказать, что это чушь. Что потеря дара - самое страшное, что может случиться с Оракулом.
- Мы ведь остаемся. Ты уже сейчас не хочешь уходить.
Шульдих открыл глаза и посмотрел на застывшее лицо лежащего в неудобной позе пророка. Еще какое-то время нужно будет заботиться о теле, а потом можно избавиться от него.
Телепат гордился собой. За несколько минут он успел сделать то, на что у других паранормов уходят годы.
Он сумел отделить часть своей личности, слишком привязавшуюся к снам чужих людей и по сути ставшую просто паразитом, от остального.
Чувствовать себя мозговым червем было противно. Шульдих всегда считал себя хищником, а не слабой тварью, живущей за счет других.
Жаль, конечно, что в процессе разделения личности пострадали некоторые умственные функции - например, любовь к Брэду, оставшаяся с потерянной частью сознания, - но все к лучшему. Теперь можно будет продолжить жизнь. Будет тяжеловато без пророка, но Шульдих небезосновательно считал, что справится.
И хорошо, что Брэд приказал. Если бы он попросил, все было бы совсем по-другому.
UPD: как оказалось, я вывесил его не полностью. Идиот.
Прошу прощения.
читать дальшеТокио - всего лишь скопление разноцветных огоньков за окном, а когда-то где-то здесь был его дом. Настоящий, в котором была жизнь, и где радость и горе делились между семьей и друзьями. Поровну на всех.
Ран Фудзимия сидел на подоконнике одного из многочисленных небоскрёбов в центре города. В комнате было тихо и спокойно. Он не любил выпивать. После этого к нему всегда наведывались призраки. Правда, в последнее время всё чаще - один. Она.
Она приходила вместе с шумом в голове и тиканьем старых отцовских часов. Всё, что сохранилось у его сына от счастливого детства. Прошлой жизни.
Отец сдал их в ломбард незадолго до случившейся трагедии. Ран Фудзимия открывал циферблат, когда был пьян, ведь вслед за этим приходила Она.
Шульдих появился как всегда невовремя. Впрочем, по-другому он просто не умел.
/На сей раз прощаешься?/
Ран Фудзимия перевёл взгляд на врага, который стал другом.
/Да./
/Зря./
Ответа не последовало: Ран Фудзимия слишком устал.
Шульдих вздохнул.
/Оракул закончил с предсказанием… Это будет не конец./
Незваный гость замолчал, неуверенный, стоит ли продолжать…
/А вы..?/
/Вместе./
Ран Фудзимия отвернулся и снова взглянул на ночной Токио.
В тишине прошла маленькая вечность.
/Счастья./
Телепат только кивнул. Бесполезный жест.
Когда Ран Фудзимия захлопнул крышку карманных часов своего отца, в комнате уже не осталось ни призраков, ни друга, который, скорее всего, был врагом. До рассвета оставалось ещё пара часов сна, а утром, перед тем как отправится в логово Эсцет, надо не забыть сообщить Йодзи, что он всё-таки ошибается.
читать дальшеШульдих хочет спать. Вот уже вторую неделю он не может выспаться.
Ранняя весна его убивает. Резко скачет давление. Головная боль такая сильная, что мозг закипает в черепной коробке.
Давление постоянно скачет, носом идет кровь, реакции на все заторможены, а зрачки расширены.
Но самое главное – он постоянно хочет спать.
Кроуфорду же срочно требуется, что бы немец сделал тысячу разных дел.
Низкое небо, одуряющие запахи прошлогодней пыли и скорого дождя ему совсем не в тягость. Кажется, даже, что у него в жилах течет расплавленный небесный свинец.
Наги занят учебой и систематизацией поступающей информации, Фарфарелло пережидает в подвале весенние обострение.
А Шульдих вынужден заниматься сбором нужных Оракулу данных, запивая их кофе и болеутоляющими.
Уже вторую неделю он живет в непонятном режиме.
Утром, зевая и потягиваясь после холодного душа, телепат намазывает цветочный мёд на подгоревший тост и пьет чуть остывший капучино из большой кружки с принтом «I love NY». А потом натягивает белый плащ и уходит, забывая перчатки на столе.
В середине дня он обедает в центре города, в какой-нибудь немецкой пивнушке. Неизменный рацион: колбаски, тушеная капуста и двойной эспрессо с лимоном вместо пива.
Ужинает Шульдих около семи на окраине того района, где Шварц снимают дом луковым супом, салатом «Цезарь» и порцией американо из автомата на углу.
Четвертую чашку ему в комнату приносит Кроуфорд. Телепат, не отрываясь от педантичного отчета, тянется за дозой кофеина и водит перьевой ручкой по белой бумаге. И совсем не обращает внимания на Брэда, который тихо сидит рядом.
Но, все таки, это иллюзия бурной деятельности, потому что Шульдих смертельно хочет спать.
Он так и засыпает в кресле, уронив голову на скрещенные руки и перепачкав правую щеку зелеными чернилами, когда Оракул уходит на кухню сполоснуть чашку.
Наги забирает недописанный отчет, а Оракул осторожно укладывает слабо-бормочущего немца в заранее разостланную кровать.
- Разбудите меня через век, - лихорадочно шепчет немец горячими губами.
Кроуфорд поправляет очки.
- Хорошо.
А за окнами начинается гроза, выстукивающая по стеклу старую немецкую колыбельную.
На следующий день телепат спускается в низ где-то накануне обеда, когда Кроуфорд как раз заканчивает заваривать крепкий чай.
- Я проспал! – немец проводит пятерней по волосам.
- Ты просил не будить тебя еще…99 лет и 8 часов, - американец сверяется с часами, и возвращается к духовому шкафу, проверяя готовность картофельной запеканки.
Он оборачивается ровно через три секунды, что бы увидеть тень тени улыбки на лице немца.
Издевательство над Вайс. А Шульдих пьет "Маргариту"
читать дальшеШульдих стоял посреди шикарного банкетного зала и смаковал коктейль. Горечь текилы и соли на распухших от поцелуев губах почти матово блестела в желтом электрическом свете.
Кроуфорд сморгнул минутную слабость.
Как однажды верно заметил Фарф, охранять Такотори стало делом хлопотным: отвлекало от планирования захвата мирового господства и свежевыпеченных булочек с корицей.
Сейчас телепат лениво сканировал окружающее пространство и развлекал себя как мог: в зале краснели мужчины, а женщины почти шипели от бессильной ярости.
Это было довольно смешно – наблюдать за ним. Забавно.
Оракул почувствовал смутное беспокойство. На него кто-то смотрел, пристально, с ненавистью, и на краю сознания уже тревожно формировалась картинка будущего, когда Кроуфорд обернулся и встретился взглядом с Фудзимией.
Красноволосый псих едва не присел в реверансе, но вовремя подавил это желание. А зря.
Не иначе это проявление стратегического таланта Такотори-младшего – элитные боевики, одетые в вечерние женские платья.
«Ага, и пистолеты у них за подвязками», - нервно подумал Бред.
- Тварь, - сквозь зубы прошипел Айя, затянутый в узкое платье цвета морской волны.
Кроуфорд вдруг расслабился, за секунду до того, как Шульдих возник где-то слева.
- Айя, там Фарф поймал на кухне какую-то нервную брюнетку. Она покусилась на его булочки, так что…
Абиссинец быстро поправил складку лифа, извинился и засеменил к выходу.
- Решил принять удар на себя? – Шульдих осуждающе зашептал на ухо непосредственному начальнику – Тоже мне, рыцарь без страха и упрека!
Продолжение к драбблу на фразу "It's not about sex, it's about trust"
читать дальшеРучка, которую он уже полчаса вертел в пальцах, треснула.
Да, снова. На сей раз – куда четче. Черт бы побрал это предвидение.
Кроуфорд не сразу осознал, что в первый раз в жизни жалеет о наличии дара. Хотя он принес в его жизнь самую большую неприятность – ЭсЦет, пророк никогда не считал свой талант проклятьем, наоборот. В конце концов, даже пребывание в ЭсЦет дало положительный результат.
Но сейчас американец многое отдал бы за избавление от видений.
Ему ведь совершенно незачем знать, с кем и как Шульдих проводит время.
Ему все равно, что он делает.
Его совершенно не трогает, что телепат все чаще возвращается домой под утро, с шальными глазами и неестественной ухмылкой, пропахший отвратительными сладкими духами и дорогими дамскими сигаретами.
А рыжий ведь не переносит табачный дым…
Черт возьми! Ну почему, почему, ПОЧЕМУ с каждым днем он все больше проникает в видения Кроуфорда? Почему, стоит попытаться увидеть будущее, как глазам открывается очередная картинка из его жизни?
И почему с каждым днем все тяжелее сдерживаться – не высказать ему все об этих походах по ресторанам и ночах в дорогих отелях, цветах и шампанском, сладких поцелуях в машине и на скамье в парке… не сорваться, не ударить, не запретить выходить из дому…
Впрочем, может, если хоть немного дать волю негодованию – станет легче?
Пророк твердо решил, что сегодня же поговорит с Шульдихом на тему его поведения.
- Да в чем дело? Я же не привожу ее домой. Хвостов за мной нет, проверяю. И сама она не шпионка. Она даже не подозревает, кто я – уж можешь мне поверить. Зачем так беспокоиться? И, кстати, сегодня я расстался с Милен. Все равно она возвращается домой… Зато Ханако – очень милая, пожалуй, стоит подобраться к ней поближе…
- Ты меня достал, Шульдих! Мне это надоело! Мне надоело, что ты возвращаешься домой под утро, едва держась на ногах, что швыряешься деньгами направо и налево, что…
- Я не могу понять, чего ты от меня хочешь, - откровенно зевнул телепат, перебивая американца. – Работе не мешает ничего из вышеперечисленного. И потом, это моя ЛИЧНАЯ жизнь.
- Чтобы все было как раньше! – сорвалось у Кроуфорда. Да. Чтобы Шульдих не уходил вечером до его прихода, чтобы перестал спать с этими крашеными мымрами, неважно, как их зовут, чтобы…
- Hey, Brad, you wanted this.
- What?
- You wanted everything to be like before our sex. So why do you complain?
Пророк втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Черт возьми, Шульдих был прав. Он сам этого хотел. Сейчас все было точно так же, как до того вечера… до первого поцелуя, случайного…
boldly going forward 'cause we can't find reverse (c)
Для Рысь Р.
Слово: Шутовской колпак
Бета: Zeron
Примечание 1: Пост-Капитель, до Глюена.
Примечание 2: очередная отчаянная попытка перейти от юмора к более серьезным жанрам. Собственно говоря, это варнинг, господа. Ах да, ещё один: присутствует авторский изыск в размере одна штука - «сволочистая ухмылка»
читать дальшеТелепат крался по подсобке с пистолетом наготове.
- Шульдих, сюда, - шепотом позвал Кроуфорд, притаившийся за горой ящиков с театральным реквизитом. Немец резко свернул за эту гору, задев ее; несколько ящиков с грохотом упали на пол. Кроуфорд закатил глаза, но ничего не сказал; Шульдих встал рядом с ним. Они выжидали.
Телепат повернулся к поверженным ящикам и увидел раскиданные по полу диадемы с разноцветными стразами, ковбойскую шляпу, коричневую феску, пару матросок… Поверх всего лежал шутовской колпак. Красно-зеленый, с большими помпонами.
Попав в Розенкройц закомплексованным восьмилетним мальчишкой, Шульдих долго не мог найти свое место. Тогда он вспомнил предсмертные слова своей бабки, единственного человека, которого он любил: «Смех – вот панацея. Кто научится смешить людей и не побоится смеяться над собой, получит весь мир».
И он стал шутом. Правда, свой колпак он всегда представлял несколько иначе.
- Телепатические волны разбегаются концентрическими кругами. Рассмотрим двух телепатов, стоящих на расстоянии двух метров друг от друга, - герр Вагнер изобразил на доске две точки и обвел их окружностями. – Так вот, два телепата стоят на расстоянии двух метров и …
- Больше похоже на ж**у, - объявил рыжий телепат с задней парты. Через несколько секунд он лежал на полу, схватившись за голову.
Как только наказание закончилось, он опять улыбался.
А ещё вспомнился день, когда снял этот невидимый колпак. Он увидел брюнета в очках и белом костюме, а за его спиной – призрак свободы. А это означало, что ему больше не надо быть шутом. На его губах появилась сволочистая ухмылка.
Выстрел заставил Шульдиха опомниться. Преследователи зашли в подсобку, и Кроуфорд начал пальбу.
- Уснул? – усмехнулся он.
- Пожалуй, - немец прицелился и уложил эсцетовского прихвостня.
- И что приснилось?
- Шут его разберет.
На губах Шульдиха вновь появилась его фирменный ухмылочка. Извини, бабушка, это все, что осталось от смеха за десять лет Розенкройц.