[shshshest]

Для Finsternis

Ключевое слово - слёзы.



Предупреждение: АU, ООС, штампованный сюжет и довольно мало слёз. С претензией на ангст и смерть персонажа, которые у меня не совсем получились.

Беты нет, текст не вычитывался.

***

Он не помнил, с чего это началось. Не помнил, как это было в первый раз, не помнил, как это было прошлой ночью. У него не было необходимости это помнить - зачем, если следующей ночью произойдёт то же самое? Пять шагов по коридору, тихий скрип половицы у двери, освещённая только мерцанием экрана ноутбука спальня, едва слышный стук, с которым очки ложатся на столик. Привычные прикосновения-объятья-поцелуи в тишине, привычный шелест отбрасываемого покрывала - как раз в тот момент, когда гаснет монитор и спальня погружается во тьму. Нарастающее напряжение и следующая за ним разрядка. Пять минут на то, чтобы восстановить дыхание - и скрип половицы у двери по дороге в свою спальню...



Кажется, когда-то Шульдих пытался изменить этот ритуал. Внести разнообразие, попробовать другую позу, или хотя бы просто включить свет... Кроуфорд позволял это, и иногда Шульдиху даже казалось, что перемены шефу нравятся, но следующий раз вновь проходил по привычному сценарию, и в какой-то момент Шульдих перестал пытаться. Ритуальные действия давали необходимую разрядку, позволяли не тратить время на поиск случайных партнёров... Это было удобно, а разнообразие и сильные эмоции всегда можно найти где-нибудь ещё.



Пять шагов по коридору, скрип половицы, свет монитора. Въевшийся в подсознание ритуал, который Шульдиху не пришло в голову пропустить, несмотря на головную боль и предстоящую с утра поездку к Такатори. Сейчас Кроуфорд снимет очки, скинет халат, сделает два шага вперёд, чтобы встретить его посреди комнаты...



Шульдих пропустил момент когда всё пошло не так. Может, тогда, когда обычно-прохладные губы Оракула впились в его собственные обжигающим поцелуем? Или раньше, когда непривычно-влажные пальцы на плече вдруг дрогнули и, пробежавшись по коже, запутались в волосах на затылке? Или ещё раньше, когда Кроуфорд слишком стремительно вскочил с кресла? Или... Неважно. Сейчас телепата интересовали только губы, скользящие по его коже, и руки, поднимающие его чтобы швырнуть на кровать, так и не откинув покрывало, и лёгкий мятный привкус, оставшися во рту после поцелуя, и тяжесть чужого тела, и... слишком много, слишком горячо, слишком внезапно - и идеально-правильно.



Пять минут на то, чтобы восстановить дыхание - не хватает. Тяжёлая рука поперёк груди, горячая по контрасту с окружающим воздухом - не пускает. Ещё одно нарушение ритуала, за которое Шульдих благодарен - ему не хочется вставать. Наоборот, хочется завернуться в одеяло и уснуть, прижавшись к Кроуфорду... Словно в ответ на его мысли, американец шепчет едва слышное "не уходи", обнимает и кладет голову на плечо. Шульдих улыбается в темноте - ради такого он согласен обойтись без одеяла.



***

У Фарфарелло очередной срыв, у мелкого другое задание, но они с Кроуфордом и вдвоём справятся. Задание пустяковое - прирезать очередного зарвавшегося дельца и взорвать лабораторию. Он мог бы и сам справиться, но после прошлой ночи идея пойти на задание с Кроуфордом не вызывает протеста.



Шульдих открывает дверцу машины, но, прежде чем сесть, оборачивается к шефу.



- Брэд, прошлой ночью... - начинает Шульдих и умолкает. Американец никак не реагирует на фамильярное "Брэд", и почему-то это вызывает целый букет противоречивых эмоций. - Дальше всё будет как раньше, или...



Кроуфорд едва заметно вздрагивает. Его голос звучит хрипло и как-то безжизненно.



- Или. Теперь всё будет иначе.



Шульдих медленно кивает и садится в машину. Сначала - задание, потом - личная жизнь.



***

Резкая боль, расплывающееся по левой стороне груди ярко-алое пятно. Эффектно, не зря он одел белый пиджак вместо любимого зелёного... Металлический привкус во рту и бледное лицо падающего рядом с ним на колени Оракула.



- Уходи, - шёпотом, но Кроуфорд наверняка услышит.



- Прости меня, - тоже шёпотом, едва слышно. "Мог бы и погромче", неожиданно-злобно думает Шульдих, "у него-то нет дырки в груди". Но вслух говорит совсем другое.



- Надеюсь, оно того стоило... Уходи.



Кроуфорд наклоняется и легко целует его. В лоб, как покойника. Впрочем, он и есть покойник... Рыжий горько усмехается, глядя вслед удаляющейся фигуре. Спасибо хоть добивать не стал. Или не решился?



***

Кроуфорд вышел из заминированной лаборатории и подставил лицо дождю. Через пятнадцать - или уже четырнадцать? - минут здание взорвётся, и всё будет действительно кончено. Сам он к тому времени будет далеко, фейрверк взрывов будет достойным последним салютом рыжему телепату, а капли дождя на его лице вполне сойдут за слёзы - Шульдиху всегда нравились подобные мелодраматические эффекты.



***

Рыжий гайджин в длинном светлом плаще стоял на залитой солнцем набережной и улыбался своим мыслям.



Это оказалось легко, даже слишком. Скользнуть в сознание заснувшего в его объятьях Оракула, увидеть причину внезапной вспышки нежности и принять меры. Смехотворные меры - всё, что ему понадобилось, это надеть бронежилет и положить во внутренний карман пиджака пакетик с искусственной кровью, купленной в магазине "Хелоуин и другие праздники". Конечно, если бы Шульдих сам вздумал такое подстроить, то Кроуфорд вряд ли поверил бы, но плохое освещение, спешка и похожесть на предвиденную картинку сыграли свою роль. В результате Шульдих получил свободу, Кроуфорд получил... что-то достаточно для него ценное, он не из тех, кто стал бы жертвовать членом команды ради пустяка. Скорее всего, это был очередной шаг в многоходовке, целью которой было свалить Эсцет... Впрочем, для Шульдиха это теперь неважно - ни Эсцет, ни Кроуфорда в его жизни больше не будет.



Шульдих тряхнул головой, подставляя лицо солёному ветру с моря. Он был красив, богат, молод и наконец-то свободен. Он улыбался - открыто, счастливо, словно весь мир принадлежал ему одному. А слёзы... наверное, это от ветра.