Драббл "День банановой кожуры" для Рыжий, слово - "кирпич"

[shshshest]

Автор:  Darian Kern Rannasy
Название: День банановой кожуры
Пейринг: Кроуфорд + Шульдих
Рейтинг: PG-13
Жанр: бытовая зарисовка
Контент: Наги решил проучить Шульдиха
Варнинг: ХЭ
Дисклеймер: не мое, не извлекаю, не претендую.

Написано на драббл-фест на заявку от  Рыжий
1. Слово "кирпич"
2. Предпочтения: повседневная жизнь команды Шварц, не ангст.



-- Вот теперь я вспомнил, почему я ненавижу котяток! – страшно оскалился Шульдих, держась за пораненное колено.
Кровь тонкими струйками стекала меж его пальцев.
И все же на сей раз он имел в виду отнюдь не Охотников Света.
-- И щеночков! И хомячков! И золотых рыбок! И волнистых попугайчиков! И телекинетиков!
Наги и раньше подозревал, что рыжий телепат относится к нему, как к котенку или щенку. И уж точно в повседневном обиходе Шульдих ставил его не выше, чем домашнюю зверушку. И зря – ни один щеночек, котенок или попугайчик не в состоянии натворить столько пакостей. Щеночек может только тяпать молочными зубками за пятки тех наглецов, которые посмели обижать человека, избранного им в вожаки стаи. От телекинетика неприятностей куда больше. Он будет защищать вожака так, как никакому щеночку и не снилось. Никто не смеет обижать Кроуфорда. Никто!
Тем более это рыжее недоразумение.
Наги давно уже усвоил, что язвительные реплики и ядовитые подначки в исполнении Шульдиха ничего не значат. Солнце светит, вода течет, а Шульдих хамит. Закон природы, ничего не поделаешь. И если оракул и телепат перебрасываются раскаленными добела эпитетами, это вовсе не означает, что они ссорятся. А вот когда они оба становятся безупречно вежливыми и при этом жрут аспирин горстями, дело плохо. Это и есть ссора – настоящая, незримая для посторонних. Шульдих пытается вломить Кроуфорду по мозгам, а Кроуфорд его из своей головы выкидывает. Аттракцион века – непобедимая сила встречается с неодолимым препятствием.
Вежливость и аспирин являли себя со вчерашнего утра. Наги решил, что с него хватит. Шульдиха пора проучить.
-- Ну все, мелкий, ты попал! – хищно сообщил Шульдих.
Наги и сам понимал, что попал. Никакая скорость не поможет рыжему добраться до телекинетика и отметелить на чем свет стоит – ну так Шульдиху и не нужно добираться до Наги физически. Телепат ему вывернет мозги наизнанку, не сходя с места. Поквитается за День Банановой Кожуры.
Наги с его внешностью и манерами пай-мальчика мог пакостить Шульдиху совершенно спокойно. Он был уверен, что телепат его не заподозрит – а значит, в голову к нему не полезет. Боевые действия разворачивались по нарастающей. Бутерброды выворачивались из пальцев Шульдиха и шмякались прямехонько ему на брюки – разумеется, маслом вниз. Чашка не разбилась только потому, что была небьющейся, зато кофе был горячим, а пострадавшая рубашка – надетой в первый и теперь уже последний раз. Застирать ее не удалось, потому что мыло вело себя совершенно неприлично, а кран то еле сочился ледяной струйкой, то плевался кипятком. На трех брюках подряд сломалась молния, на четвертых оторвалась пуговица. А уж развязать шнурок на ботинке для телекинетика – детская задача. Разумеется, Шульдих, по своему обыкновению несущийся на всех парах, на шнурок наступил. И на полной скорости врезался в журнальный столик – стеклянная поверхность и четыре хлипкие ножки. Осколки так и брызнули.
Нет, разумеется, Шульдих мог спросонья упустить мыло и уронить чашку. Но вот споткнуться без постороннего вмешательства, да еще так, чтобы засадить себе кусок стекла в колено, он не мог никак. Даже наступив на развязавшийся шнурок. Мстительный Наги слегка подправил его падение -- и не слишком удачно. Телекинетик хотел грохота и звона, а не крови -- и, увидев ее, растерялся.
И был обнаружен.
-- Душу вытрясу, -- пообещал Шульдих.
-- Даже и не мечтай, напарник, -- возразил Кроуфорд.
-- Это еще почему? – возмущенно обернулся к нему телепат.
-- Потому что я себе еще нравлюсь живым, -- отрезал оракул. – И ты тоже.
-- А если я этому маленькому поганцу мозги на уши намотаю, мы все умрем? – зло хмыкнул Шульдих. – И когда, позволь спросить?
-- Сегодня в двадцать три часа четырнадцать минут, -- невозмутимо ответствовал Кроуфорд. – Стекло из ноги вынь. Сегодня нас должно быть трое. Вероятность нашей смерти, если мы будем только вдвоем – сто процентов.
-- А если втроем?
-- Пятьдесят.
-- То есть – либо сдохнем, либо нет?
-- И как ты только догадался!
Наги стоял молча и тихо надеялся, что о нем забыли. Ну если не насовсем, то хотя бы на ближайшие пять минут.
-- Знаешь, если приходится выбирать, взять с собой этот охреневший полтергейст или сдохнуть, -- скривился Шульдих, -- не сказано, что я не предпочту сдохнуть. Или взять с собой Фарфарелло.
Стекло из колена он все-таки вытащил.
-- Фарфарелло в неадеквате, -- поморщился Кроуфорд.
-- Ты хочешь сказать, что этот малолетний пакостник адекватен? – взвился Шульдих и тут же поневоле сел на пол. – Уйййййййй…
-- Не меньше, чем ты, -- хладнокровно парировал оракул.
-- Тогда он полный псих, -- огрызнулся Шульдих. – Ладно, уговорил – на сегодня жареные мозги с горошком отменяются.

Взрыв прогремел, как и предсказал Кроуфорд, ровно в двадцать три часа четырнадцать минут.
Впрочем, время не имело значения.
А вот пораненное днем колено Шульдиха – очень даже имело.
Потому что оно мешало двигаться с обычной скоростью.
Потому что Шульдих не успевал.
Потому что это для Наги и Кроуфорда мгновение растягивалось в омерзительную вечность, словно в замедленной съемке, когда собственное тело медленно-медленно плывет в вязком вневременье, и кажется, что еще можно успеть, если заставить себя двигаться быстрее. А у Шульдиха не было иллюзорной вечности, у него было только время – и телепат не мог за ним угнаться. Он отставал от времени на целое мгновение – отставал непоправимо. Он уже не успевал убраться из-под обломков. Битый кирпич и бетон, вывороченные взрывом. Много кирпича и бетона. Достаточно, чтобы оставить от Шульдиха пятно красной грязи, перемешанной с кирпичной крошкой.
Шульдих бежал, что есть сил – и все же не успевал.
А вот Кроуфорд успевал.
Кроуфорд тоже бежал, что есть сил – туда, к нему, быстрее, еще быстрее, вытащить, выхватить, отбросить… он успевал, он отлично успевал погибнуть вместе с рыжим…
И сила рванулась из Наги прежде еще, чем он понял, что делает.
Кирпичи и куски бетона остановились в своем убийственном падении.
Застыли в воздухе.
Замерли.
Чудовищная арка зависла над землей.
Остаточным завихрением обломок бетонной плиты, на которой стоял Шульдих, подняло в воздух, и он реял в проеме арки. За спиной Шульдиха зловещими облаками клубилась пыль, поднятая взрывом.
Любой производитель компьютерных игр с руками оторвал бы такой дизайн.
Только это была не игра.
И Кроуфорд все еще бежал, давясь пылью и хрипом.
Наги медленно отлевитировал бетонный обломок с Шульдихом к Кроуфорду. Больше всего на свете он сейчас боялся уронить телепата. Он не боялся, когда заставлял кирпичи и камни остановиться – а вот сейчас отчего-то боялся.
Надсадно кашляя, Кроуфорд обхватил Шульдиха за плечи и притиснул к себе.
-- Живой… -- невнятно прохрипел он.
И что-то было такое в его голосе, что Наги понял, навсегда понял, почему эти две иногда ссорятся – и почему никто и никогда не имеет права вмешиваться. А заодно – что если Шульдих вздумает и впрямь вывернуть его наизнанку за сегодняшнюю выходку, то будет прав…
-- Сам такой… -- ухмыльнулся рыжий, запустив руки в седые от пыли волосы Кроуфорда.
А потом перевел взгляд на покаянную физиономию телекинетика. И на замершую в воздухе гротескную арку.
И ухмыльнулся.
-- А что, мелкий, -- произнес он одобрительно, -- прикольный у тебя тетрис!